Леониду Енгибарову — 80. Звучит странно: ведь ему всегда будет 37. Светлому и чуть грустному. Наивному и принципиальному. Звездному и чертовски работоспособному. Маленькому клоуну, о котором до сих пор говорят с придыханием: и те, кто сегодня смотрит его репризы в ютубе, и те, кто знал артиста лично.
Хотя давно нет закадычных друзей — Василия Шукшина и Ролана Быкова. Не балует журналистов воспоминаниями Олег Стриженов. Много лет живет в Америке легендарный режиссер и преподаватель московского циркового училища Юрий Белов. Теперь больше тех, кто пристраивается к великой славе Енгибарова. Фестивали проводятся, мемуары льются рекой...
Худрук Ереванского госцирка, основатель цирковой династии профессор Сос Петросян тоже издал на родине книгу. Но прежде защитил в ГИТИСе диссертацию по творчеству великого клоуна. А в 1972-м, спустя всего месяц после ухода артиста, открыл в Ереване школу-студию имени Енгибарова, которая работает до сих пор. Объяснять, что значит это имя для Армении, думаю, не стоит. Даром, что Енгибаров — московский армянин и мама русская.
— Те, кто не видел его вживую, представляют артиста по фильму «Путь на арену», — рассказывает Петросян. — Но это 1963 год, Енгибарову — всего 28! И в картине — лишь десять процентов того, что он делал. Хотя и сегодня самый большой наплыв абитуриентов в студию — после очередного показа фильма. И чуть ли не каждый на вопрос, кем хотите стать, отвечает: «Енгибаровым».
— Картина ведь и для Вас стала судьбоносной?
— В Тбилиси, где мы жили, цирковых студий не было. А я учился в школе, и когда вышел «Путь на арену», посмотрел его раз триста. Начал жонглировать, делать стойку. Вдруг слышу — приезжает популярный в то время армянский коллектив Союзгосцирка. Отец — сразу к Енгибарову (он был руководителем и главным исполнителем), добился встречи. Я показал, что умел, и Леонид Георгиевич сказал: «Молодец! Я — первый армянин, окончивший московское цирковое училище, поступай и ты». Но легко сказать — в школе мне с натяжкой ставили тройки... Однако отец так загорелся этой идеей, что тайком от меня снова пошел к Енгибарову: «Пожалуйста, скажите сыну, что он поступит в цирковое училище, если окончит школу с медалью».
Енгибаров выполнил просьбу. Даже дал совет — подготовить жонглерский номер в национальном духе, например, с армянскими музыкальными инструментами. С тех пор мальчик спал и видел, как выступает на арене. Немудрено, что были и золотая медаль, и поступление в цирковое училище — на эстрадно-цирковой курс, который потом назовут звездным (Геннадий Хазанов, Юрий Куклачев, Юрий Чернов). И не менее звездный руководитель Юрий Павлович Белов, многие годы работавший и друживший с Енгибаровым. Увидев Петросяна в дипломном спектакле, Леонид Георгиевич пришел за кулисы: «Я вспомнил, ты — Сосик из Тбилиси. Беру тебя в свой коллектив».
— Два с половиной года, до его смерти, мы работали вместе. Некоторые и сегодня пытаются копировать Енгибарова. Но догнать пока не удалось никому. Его искусство — сплав техники и мысли. Спорта и театра. Иной клоун делает все, лишь бы рассмешить, — у Енгибарова каждая реприза со смыслом. В этом его величие. Ведь кто такой клоун в цирковом спектакле? Тот, кто заполняет паузы, пока приносят-уносят реквизит для акробатов или жонглеров. В его программе мы, артисты, заполняли паузы. Сам он никогда в номерах не повторялся. И, будучи клоуном, досконально владел всеми жанрами циркового искусства — стойку на одной руке делал лучше эквилибриста, жонглировал так, что профессионалы завидовали...
В 1970 году на торжества в честь 50-летия Советской Армении труппу Енгибарова вызвали в Ереван. На главном концерте в Театре оперы и балета должен был присутствовать Брежнев.
— Енгибарова попросили выступить. «Бери катушки, поехали!», — сказал он мне. Ты помнишь этот номер — когда клоун «вручает» себе медали, и в конце они вываливаются у него из пиджака, из шляпы? День до концерта. На репетицию приходит министр культуры Армянской ССР, смотрит номер и в ужасе машет руками: «С ума сошли! Это показывать нельзя! Вы знаете, что Брежнев весь в наградах? Обидится!» Енгибаров непреклонен: «Буду делать только этот номер... Сос, забирай реквизит, поехали». Мы вернулись в цирк. Вечером, перед спектаклем, снова пришел министр: «Прошу Вас, сделайте что-нибудь другое». — «Только это!»
Назавтра концерт. Выступают именитые артисты из всех союзных республик. В правительственной ложе рядом со сценой — дорогой Леонид Ильич. На арене — клоун-тезка. За кулисами — Сос Петросян.
— Одну катушку подаю, другую забираю. Бросаю — ловлю. А сам глаз не свожу с Брежнева. Минута, другая... И вдруг он так начинает хохотать! Ты не представляешь, как понравился ему номер!
— А каким Енгибаров был в жизни?
— В некотором смысле ребенком. Не умел считать деньги. У него наряду с Поповым и Никулиным была самая высокая ставка — 2000 рублей в месяц. Артисты, как я, получали шестьдесят. Однако через пару дней после зарплаты мог попросить у меня взаймы. Мои родители к тому времени жили в Ереване (Енгибаров обожал мамину долму, не раз бывал у нас и даже оставался ночевать), отец работал в торговле, была машина. Леонид Георгиевич все тратил на девушек. Увидит хорошенькую продавщицу — купит ей пальто. Другой случайной знакомой подарит туфли. Просит помощников купить «Боржоми» или «Джермук» — они сдачу не приносят, а он и не требует... Помню, у меня была кожаная куртка, а у него замшевая. Однажды предложил: «Сос, давай поменяемся? Мне твоя больше нравится». Поехал на свидание с актрисой Русского театра Верой Бабичевой. Ох, красавица была! На следующий день приходит: «Попроси у отца взаймы». А я взял в гримерке его куртку, чтобы вернуть, гляжу, в кармане — две тысячи рублей. Он просто забыл...
Сейчас в Ереване строится новое здание госцирка, где будет и музей Енгибарова. После репетиций клоун частенько что-нибудь выбрасывал — ношеные туфли, зонтики. Петросян подбирал. То, что Енгибаров — великий, знали уже все. В 1964-м, спустя год после выхода фильма «Путь на арену», на Международном конкурсе клоунов в Праге советский артист получил первую премию и был признан лучшим клоуном мира. Снялся у Параджанова, Абуладзе, Шукшина. Сочинял новеллы...
— Днем мы репетируем. Вдруг он оставляет булавы, зонтики и убегает. Сел в уголке, тут же начал писать. Полчаса проходит, сорок минут. Енгибаров ни на кого не обращает внимания. Возвращается — и снова стойка, репетиция номера. И так несколько раз. Даже самую красивую женщину мог неожиданно оставить, сесть в другом конце комнаты и сочинять очередную новеллу.
Первые произведения Енгибарова публиковались при его жизни. Позже были изданы другие. Простые и гениальные одновременно, они сродни рубаи Омара Хайяма или мудрым сентенциям Тонино Гуэрры.
«Всю жизнь меня окружали цветы. Я сам часто дарил цветы, но чаще дарили мне (не потому, что хороший, просто такое уж у меня ремесло).
Мне кидали их на сцену. И все их я помню и люблю. И гордые гладиолусы, которые молчали даже тогда, когда ломались их хрупкие стебли, и скромные гвоздики, такие счастливые, когда их поднимаешь над головой, печальные и добрые георгины, болтливые ромашки, томные лилии, желанные пунцовые розы, готовые даже в счастливые для вас минуты исподтишка выпустить свои шипы, и многие-многие другие. Я их все люблю и помню.
Но одну желтую розу я люблю и помню больше всех. Это была желтая роза с опаленными лепестками, с лепестками, сожженными по краям.
Среди тысяч и тысяч цветов я люблю одну желтую розу, отмеченную пламенем, и не за то, что обожжена (с кем этого не бывает?), а за то, что огонь шел изнутри».
Говорить о личном Енгибаров не любил. Шутил, что убежденный холостяк. Хотя молва приписывала ему в качестве жен и актрису Аду Шереметьеву, и чешскую художницу Ярмилу Галамкову.
— В понедельник все советские цирки отдыхали. И в воскресенье Енгибаров обычно выдавал мне список: «Так, завтра в восемь утра — Ядя из Москвы, потом Наташа из Тулы...» Каждый раз — четыре-пять имен. Я всех встречал, вез к нему в гостиницу, провожал в аэропорт. Влюбленные в кумира цирковые артистки слетались со всей страны! Он всех принимал. Но многие оставались недовольными, что великий артист уделил им мало времени. В то время, как другой мужчина выпил бы с девочкой коньяка и занялся сексом, Енгибаров показывал свои номера и читал новеллы. Любовные истории случались нечасто. Была Ядя — Ядвига Кокина, воздушная гимнастка из другого коллектива. Они встречались, проводили время, могли летом отдохнуть вместе. Но, насколько знаю, официально Леонид Георгиевич женат не был. Ни разу. И вот недавно объявился внук Енгибарова. Петр Поппер. Приезжал ко мне в Ереван, я работал с ним четыре месяца, а когда здание старого цирка сломали, отправил его к моему однокурснику Анатолию Марчевскому в Екатеринбург. Потом Петр вроде перешел в Росгосцирк. Клоун. И так похож на деда!..
